— Вы вовсе никакой не злодей, несмотря на все, что рассказывали о себе. Вы были добры ко мне — даже более добры, чем я могла ожидать. Почему бы вам не отказаться от осуществления своего фантастического замысла? Кокор Хеккус в полной безопасности за стенами Аглабата, даже Сион Трамбле не представляет для него угрозы. Разве вы в состоянии что-то ему сделать? Чтобы убить его, вам нужно каким-то образом выманить его, а для этого придется одолеть все его чертовски коварные уловки. И никогда не забывайте о том, что больше всего на свете он жаждет встретиться именно с вами.
— Я прекрасно все это понимаю, — сказал Герсен.
— И тем не менее, продолжаете упорствовать? Вы, должно быть, или сумасшедший, или волшебник.
— Нет.
— Тогда вам придется придумать что-то из ряда вон выходящее.
— Только вот как это сделать, если в моем распоряжении нет никаких фактов? И именно этим мы сейчас и займемся. Видите этот ящик? — Он ткнул носком металлический чемодан. — Я могу сидеть на удалении в десять миль и с помощью заброшенной в Аглабат потайной микрокамеры узнавать обо всем, что мне необходимо знать.
Алюз Ифигения ничем не возразила на это заявление. Герсен внимательно осмотрел Старскип, затем, обведя взором теснившиеся со всех сторон горные склоны, удостоверился в том, что в такую глушь, да еще на такой высоте, ни при каких обстоятельствах не забредут варвары-кочевники. Интуитивно догадываясь о его мыслях, Алюз Ифигения заметила:
— Они держатся к югу от массива, где имеются пастбища для их стад и где рукой подать до амбаров Миска. Если мы полетим на юг, то увидим их селения. Это самые свирепые воины из всех, что когда-либо существовали, хотя и сражаются практически голыми руками да еще кинжалами.
Герсен поднял черный чемодан на борт ялика, который в отличие от летающей платформы, имевшейся на его старенькой Модели 9-В, был оборудован прозрачным колпаком и удобными сиденьями. Первой расположилась в кабине Алюз Ифигения, к ней тут же присоединился Герсен, после чего захлопнул колпак. Ялик чуть приподнялся в воздух, соскользнул с седловины, затем повернул на юг, продираясь между вздымающимися высоко вверх утесами и отвесными склонами. Никогда еще перед взором Герсена не разворачивалась столь ужасающая картина местности. Крутые обрывы росли буквально один за другим над напоминающим глубокую бездну ущельем, на дне которого металлической узкой лентой вилась река, различимая только вследствие того, что оранжевое солнце находилось в самом зените. Одна пропасть открывалась в другую. Пронизывающие их ветры сталкивались друг с другом и трепали ялик, швыряя его из стороны в сторону. То и дело на глаза попадались водопады, низвергавшиеся с высоких уступов и похожие издали на развевающиеся по ветру пряди из серебристого шелка.
Мимо проносились утес за утесом, гряда за грядой, и исчезали сзади, и вот уже с южной стороны показалась череда долин. Вдалеке виднелись леса и луга, и вскоре Алюз Ифигения показала на что-то вроде беспорядочной россыпи скал, прилепившихся к почти отвесному обрыву.
— Поселок тадоскоев. Мы им кажемся какой-то сказочной птицей.
— До тех пор, пока нас не подстрелят.
— Они пользуются только валунами, которые скатывают сверху на своих врагов, а на охоте — луками и пращами.
Герсен тем не менее обошел поселок стороной, резко свернув к противоположной, почти отвесной стене ущелья, поверхность которой показалась ему удивительно бугристой и выщербленной. Только менее, чем в ста метрах от этой стены, до него дошло, что он быстро приближается к другому селению, с невероятным риском цеплявшемуся к бесплодным скалам. В поле зрения промелькнуло несколько темных фигур. Какой-то мужчина на крыше целился из оружия. Герсен выругался, резко свернул в сторону. Однако короткая острая металлическая игла прошила переднюю часть корпуса ялика. Ялик сильно тряхнуло, он накренился, затем начал терять высоту.
Алюз Ифигения громко вскрикнула, Герсен что-то прошипел сквозь плотно стиснутые зубы. Не прошло и двух часов пребывания на Фамбере, как их уже постигла беда!
— Выведены из строя передние подъемные винты, — сказал он, пытаясь сохранить спокойствие. — Не бойтесь, нам ничто не угрожает. Мы вернемся на корабль.
Но это оказалось явно невозможным — ялик завис под угрожающим углом к горизонту, поддерживаемый в воздухе только центральным и задним винтами.
— Придется сесть, — сказал Герсен. — Может быть, мне удастся устранить повреждение… Как мне показалось, вы сказали, что у этих людей нет никакого оружия.
— Это, должно быть, арбалет, отобранный у Кокора Хеккуса. У меня нет никакого другого объяснения. Я так огорчена.
— Вы нисколько не виноваты в этом. — Герсен все свое внимание сосредоточил на управлении яликом, пытаясь удерживать его под таким углом, чтобы еще имелась хоть какая-то тяга, позволяющая дотянуть до любого приемлемого для посадки места. В самый последний момент он выключил задние турбины, врубил на полную мощность тянущий двигатель и на какое-то мгновение выравнял ялик, благодаря чему посадка на покрытый гравием уступ в пятнадцати метрах над рекой получилась достаточно мягкой.
Из ялика Герсен выбирался на негнущихся ногах. При виде причиненных ялику повреждений сердце его совсем упало.
— Что-нибудь серьезное? — встревоженно спросила Алюз Ифигения.
— Очень. На корабль можно будет вернуться только в том случае, если удастся сдвинуть центральный винт вперед или каким-нибудь иным образом устранить дифферент при полете… Что ж, за дело.
Он извлек стандартный набор инструментов, которым комплектовался каждый ялик, и принялся за работу. Быстро пробежал час. Солнце прошло зенит и стало клониться к западу. В долине потемнело, все больше сгущались синие тени. Одновременно с этим пахнуло промозглым воздухом, наполненным запахом снега и влажных камней. Вдруг Алюз Ифигения потянула Герсена за руку.
— Скорее! Прячьтесь! Тадоскои.
Ничего толком не поняв, Герсен все же позволил девушке затащить себя в расщелину между скалами. Мгновеньем позже взору его представилось самое странное за всю его жизнь зрелище. По долине спускались от двадцати до тридцати гигантских многоножек, на каждой из которых размещалось по пять человек. Многоножки, как сразу же заметил Герсен, внешне почти не отличались от сооруженного Пэтчем форта, только были гораздо меньших размеров. Наездники — все как на подбор, один страшнее другого, очень мускулистые мужчины с темно-бордовой лоснящейся кожей. У них были колючие, холодные глаза, плотно сомкнутые губы, большие крючковатые носы, грубая одежда из черной кожи, шлемы — из такой же кожи и грубо обработанного железа. Каждый вооружен копьем, боевым топором и кинжалом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
